«Гнилой долго топтался у кромки болота, оглядывался, вздыхал, чесался и осторожно, бочком-бочком приближался к костру.
- Тебе чего, дядя? - не выдержал наконец Астраханец.
Гнилой вздрогнул и ощерил в подобии улыбки беззубый рот:
- Дык я эта... У выродков за болотом яму с томатовкой нашли. Да большую какую яму...
Он был худой и слабый, и жить ему оставалось до первых заморозков. И сам он это, конечно же, понимал. Но два месяца в Огнилье - это очень много. Целая жизнь.
- Наши все ещё утром тудась ходили. Глубокая яма, говорят. Ну, так эта... Айда со мной... Может, ещё чего начерпаем. Выродки, они запасливые.
Следень хмыкнул. С таким "заманчивым" предложением к ним здесь обратились впервые.
- Нет, не пойдём, - сказал Астраханец. - И ты не ходи.
- Чевой-то? - обиделся гнилой. Его вдруг осенило. - Да вы, никак, боитесь? Не бойтеся. Наши вас не тронут, я им скажу... А выродков, поди, уж и передавили давно.
- Нет, мил человек, мы не боимся.
- Чего ж тады?
- А лишай там созрел. Утопнешь, - охотно пояснил Астраханец, не имея охоты объяснять настоящую причину отказа. - А обходить далеко.
- Наши все прошли, - неуверенно возразил гнилой.
...»